важно, что мои сведения верны. Возникло средство не посылать в бой девочек. Почему вы не хотите поделиться им хотя бы с нами? Мы готовы достойно принять эстафету! Как вы думаете, планета поддержит меня или вас?
Рицко поморщилась.
— Смотря как объяснить.
* * *
— Объясни мне, почему ты все смотришь: «В гостях у сказки?» Сериал же снимают с тех самых пор, и конца-края не видно. И не наскучило?
Егор оглядел полутемный кинозал: как будто никого знакомого нет; ну да и черт с ним. Наклонился к уху и прошептал:
— Вот именно! Мне и нравится, что не сдаются. Такая вот попытка вернуться в прежние счастливые времена… А то бывает, смотришь новости и прямо чувствуешь: все, не могу больше!
* * *
— Всё, не могу больше, — прохрипел я, в последнем усилии выползая на отмель.
Четыре водомёта это вам не две ноги, а люди после операции даже на них месяцами ходить учатся! А ещё подруливающие устройства, а ещё система дифферента, а ещё…
— И долго ты там лежать собрался? — недовольно поинтересовалась замершая в паре кабельтов мористее Конго.
— Пока гусеницы не отращу, — выдохнул я. — А потом уползу нафиг! Я чуть не утонул, между прочим!
— Здесь максимальная глубина — четыреста метров, а твой корпус, даже без активации поля, выдерживает погружение на тысячу шестьсот, — пренебрежительно фыркнула туманница, силовым захватом стаскивая меня с отмели. — И ты говорил, что плавать умеешь.
— Руками! Ногами! — завопил я, врубая водометы на полную из категорического нежелания расставаться с берегом. Таким твердым и надежным.
— Это тоже самое!
— Нифига!
В итоге, мы минут десять играли в тяни-толкая, под радостные вопли и ехидные советы веселящейся Майи, пока Конго это не надоело.
— Майя, да помоги же! — прошипела она.
Вдвоем эти… дамы махом стащили меня на глубокую воду.
— Тоже мне, линкор, — буркнула Конго, вставая между мной и берегом, чтобы отрезать путь к отступлению.
Я демонстративно надулся. Отвернувшись сразу всеми тремя башнями.
— Какой есть.
* * *
— Есть чему радоваться, — Луиза даже в ладоши захлопала, — Майю же воскресили. Только не делай вид, что ты этого не хотел! И вообще, я люблю, когда все хорошо заканчивается!
— На здоровье, — вздохнул Егор, — только чего на весь кинотеатр визжать от радости?
— Надо было визжать, когда ты меня целовал?
* * *
— Вот я поцеловал девушку. А что дальше?
Мама и папа поглядели на Егора без особого удивления. Не иначе, кто-то знакомый видел Егора с Луизой в кино и уже озаботился донести. А дяде Вите никто не говорил, вон какие глаза круглые, чисто совенок в полированной стенке холодильника… Чтобы увидеть лицо Егора, дядя Витя даже повернулся на табуретке. Та скрипнула, но устояла.
— Дальше жопа. Поначалу-то все честно. Она твои желания выполняет в постели. Ты ее желания в магазине. Ну или там на даче у тещи. Но мальчики тоже взрослеют. Рано или поздно у них появляются желания и помимо постели. Ну там — личное время, собственное мнение… К этому не всякая девочка готова… А уж когда появляются дети, то и мальчик и девочка превращаются в отца и маму. И все их желания испаряются, а появляются исключительно требования.
— Витька, ты чему детей учишь?
— Правде, Стеллочка, правде. И запомни, Егорий, если тебе какая су… Сушеная селедка скажет — «дал бог зайку, даст и лужайку» — то ты такую бл… Блестящую звезду балета… Сразу стреляй.
— Виктор!
— Да, Стелла. Потому как бога нет, и лужайку давать будет муж. А мужики хоть и козлы, но не у всякого козла на лужайку зелени хватит!
— Грубая же ты свинья!
Виктор грустно улыбнулся.
— Лучше как у Романа, третий развод? А какая любовь была, как пяткой бил в грудь волосатую!
— Ну так я тогда тоже скажу. Если где услышу песню про кавалергардов эту сучью: «не раздобыть надежной славы, покуда кровь не пролилась» — тоже убью к чертям!
Егор захлопал глазами, не понимая, как разговор от поцелуя перешел к похоронам:
— Мам, а «Кавалергардов» за что? Это же Окуджава!
— Вам-то крест, и все дела. А нам опять на себе пахать. Вот знаешь Брестскую крепость?
— Конечно. Единственное нормальное кино, снятое после восемьдесят пятого про войну.
— А знаешь, там в Бресте было общежитие жен комсостава… И вот оно досталось немцам неповрежденным. Тепленьким. Представляешь чего там было?
Егор покраснел.
— Ну…
— «Ну» — это на пару дней, пока всех не пере… пробуют. Дальше как жить? Это мы сейчас знаем, что наши победили в сорок пятом. А тогда кто знал? Но даже если бы кто и знал — как из сорок первого прямым ходом попасть в сорок пятый? Ну вот, конкретно по-мужски ставлю задачу. Ребенок трех лет. Ему надо вот столько еды каждый день. Был муж — кормил муж. Теперь? Что теперь?
Егор повертел головой, схватился за воротник. На кухне сделалось непривычно-тихо. Папа молчал, угрюмо скрестив руки на груди. Дядя Витя с немым вопросом облокотился на стол… Егор неожиданно подумал, что рубашка гостя точно в цвет светло-коричневого кухонного гарнитура. И подсветка холодильника красиво блестит в стеклянных дверцах шкафа… Как на экзамене, когда не знаешь, что сказать — начинаешь по сторонам смотреть.
— Но уходили же в партизаны… Там… — выдавил Егор.
— Ага. Ресторан «Под сосной». Восемь блюд из березовой коры. Грудным детям особенно полезно, с младых ногтей буратинами растут. Но ты, сынок, не соскакивай. Ты на вопрос так и не ответил. Что мужчина должен делать в такой ситуации?
Егор смотрел на слезы по маминым щекам и не понимал, чего от него хотят. В такой ситуации думать поздно уже. Надо было жену сразу к родителям отправить.
Заранее!
— Должен делать, чтобы эта ситуация не возникла. Должен думать на ход вперед. Или на сто ходов — на сколько надо, на столько и думай!
Мама вздохнула:
— Ты так ничего и не понял. Все бы тебе пыщ-пыщ…
— Ну хорошо, я не понял. А что ты сказать хотела?
— Не восхищайся войной. Не хвали войну. Не радуйся оружию. Не пускай слюну на девочек с пушками. А то ведь сбудется мечта, и тогда что? Папкиной памяти на колени не залезешь!
Дядя Витя непочтительно махнул широкой ладонью и заголосил:
— А жена поплачет, выйдет за друго-ова-а! За ма-а-иво-о това-арища, забудет про меня-а-а!
— Витька, сукин же ты кот!
— Стелла. У тебя — если ты не заметила — сын. А не вечно плюшевая кукла. Он уже не мальчик, уже подросток. А ведь этим не кончится. Погоди, он